«Донская газета» продолжает публикоать цикл статей, посвященных освобождению нашего города от немецко-фашистских захватчиков.

Донской находился в оккупации недолго, с 26 ноября по 13 декабря 1941 года. Однако и за такой небольшой срок немцы запомнились жителям шахтерского города и его окрестностей.

Память

Поколение ветеранов Великой Отечественной покидает нас. Сражавшимся на фронтах войны уже по 100 лет и больше, остались единицы. Но еще живы те, кто застал страшные времена в детском возрасте, хоть они сейчас тоже достаточно пожилые люди. А если судьба не отмерила им долгой жизни, то они успели передать воспоминания своим детям и внукам.

Атаман станицы Ширинской, дончанин Александр Ермолаев, рассказал о том, как пережила недолгую оккупацию его бабушка, которой тогда было 12 лет.

– Сама она родилась в деревне Ширино, – сказал он. – Так получилось, что немцы захватывали этот населенный пункт дважды. Когда наши выбивали их оттуда в первый раз, захватчики подожгли все дома. Один только остался, дом нашей семьи, потому что был кирпичный.

Существуют кадры немецкой аэрофотосъемки, на которой видны и Донской, и окружавшие его поселки. Они датированы 6 октября 1941 года. А уже 8 числа, как вспоминали жители города, начались бомбежки. Затем – бои.

К концу ноября, когда дивизиям Гудериана удалось захватить этот район, и в Донском, и в деревнях уже наблюдались значительные разрушения.

– Так как дом уцелел, немцы организовали там свой штаб, – продолжал свой рассказ Александр. – Бабушка говорила, что они относились к ним и к другим сельчанам более-менее спокойно. Брали, конечно, что хотели из припасов, угоняли скот, но в деревне не зверствовали. Он показывал прабабушке четыре пальца и говорил: мол, дома его ждут «4 киндер». А потом ткнул пальцем в ее сынишку и на ломаном русском сказал: «Одевайт девочка. Придут румын, всех малшик стреляйт».

В Донском было примерно то же самое. Сохранилось письмо жительницы деревни Моисеевка Марии Чухровой:

«Побежала домой, а навстречу мне идут несметное число фашистских войск, а дома у нас 8 человек немцев остановились на ночлег. Тоню (сноха Марии Дмитриевны) заставили топить и варить картошку, и требуют сало, масло, мед. Я пришла, они меня спрашивают: «Матка, давай сала, масла». Я отвечаю: «У нас нет, мы рабочие», и не стали больше требовать.

Ночевали они у нас 2 ночи, и мы не спали эти ночи и двух часов, на вторую ночь принесли 12 бутылок шампанского, пили до двух часов ночи, эту ночь совсем не спали. Тонину кровать они заняли, а мы четверо на одной кровати ютились. Увидели граммофон, и все заставляли его заводить…

От нас они уехали 28 утром, но много их осталось в деревне, начали ходить по домам, отбирать гусей, коров, курей, и что под руку попадет. Гусей мы своих всех зарезали и попрятали, у нас было спрятано все, взяли только свежей капусты, большую чашку и половник. Мы отделались кое-чем, а другие пострадали сильно, с ног снимали валенки, брали подушки, одеяла, гады ничем не брезговали…»

Это были обычные строевые части, не СС и не айнзатцкоманды. Однако, так или иначе, все жители оккупированных территорий находились в полной их власти. Так, П.Я. Шаталов, механик музея, передал рассказ колхозника из деревни около Иван-Озера. Немец принес женщине убитого гуся и приказал ощипать его. Пока она удаляла перья с птицы, раскричался ребенок. Женщина бросила гуся и начала качать ребенка, чем разозлила оккупанта. Тот снова велел скорее щипать гуся, но ребенок не унимался и кричал все громче, и мать снова побежала его укачивать. Тогда немец схватил ребенка за голову и выкинул его из люльки на печку. Ребенок умер.

Из свидетельских показаний, приведенных на сайте «Сталиногорск 1941»:

«В колхозе «Знамя Труда» Донского района фашисты сожгли дом колхозницы Лебедевой, вместе с находящейся в доме 70-летней матерью ее. В то время, когда Лебедева выбегала из горящего дома, ее вместе с двумя детьми на руках, пристрелили».

И это лишь ничтожная доля того, что они совершили. Прочее просто нельзя публиковать из-за крайней бесчеловечности приведенных фактов преступлений против мирного населения. Если находили раненых красноармейцев – подвергали их чудовищным пыткам и казнили.

В братской могиле микрорайона Подлесного, помимо погибших при освобождении Донского, лежат 30 бойцов, которые ценой жизни задерживали наступающих немцев в ноябре 1941 года. Известны имена только 2 из них: Иван Речицкий и Яков Немушев. Имена 28 прочих остались неизвестными, так как ни одежды, ни личных вещей при них не обнаружили. Зато в акте от 25 апреля 1942 года указано, что у многих из погибших присутствовали следы пыток.

План «Ост»

Немцы старательно исполняли так называемый «план «Ост» по радикальному сокращению численности населения СССР. Врачей, как правило, вешали. При малейшем подозрении на нелояльность или по доносу людей расстреливали. Сжигали живьем, уничтожали дома, и, конечно же, грабили. По свидетельствам очевидцев, забирали не только продовольствие, но и одежду, посуду. А сами жилища перед отступлением сжигали, выгоняя людей на мороз.

Однако, что характерно, не успели захватчики обосноваться в Донском, как они принялись организовывать… школу.

Как выяснилось, немецкий комендант сам когда-то был учителем, и заявил, что лично будет наблюдать за учебным процессом. «Учите по старой программе и старым учебникам, – сказал комендант, – до осени, когда будут присланы новые… Я требую от учеников дисциплины. Если ученик провинится один раз – ему замечание учителя, второй раз –выговор директора, третий раз – заключение в карцер на 2-3 часа в холодном и темном помещении, в четвертый – вызов родителей в комендатуру и штраф родителя. Дело учителей только учить, они не должны ходить по домам созывать учеников, будет вывешено объявление, и ученики должны собраться».

Директором школы был назначен некто по фамилии Романовский, а завучем И.Т. Кудишин. Однако желающих в ней учиться набралось немного. Можно только представить, чему стали бы учить донских детей, ведь «план «Ост» предполагал оставить для местного населения лишь умение кое-как читать и считать.

Но действовала эта школа всего 2 дня. Ведь 5 декабря 1941 года случилось то, чего немцы не ждали: контрнаступление под Москвой. А 11 декабря начались бои за Донской.

Близилось освобождение

Те неполные 3 недели оккупации и немцам тоже очень нехорошо запомнились, потому что им не давали покоя партизаны. Дошло до того, что со станции Узловая они угнали состав с боеприпасами – было это уже накануне освобождения. Но и когда над шахтерским городом царила 18-дневная ночь, они постоянно досаждали оккупантам. Собирали и переправляли через линию фронта разведданные, устраивали диверсии.

Немецкие командиры бесновались и отыгрывались на мирных жителях. Но одного они не понимали – что люди смотрят на восток с надеждой.

– Бабушка рассказала, как сибиряки поначалу перепугали деревенских, еще когда прорывались из окружения, – продолжал свое повествование Александр Ермолаев. – Немцы выгнали семью из дома, они спали в овине. И тут началась стрельба. Появились огромные бородатые мужики в белом, на лыжах бежали через деревню, преследуя фашистов. Прабабушка детей к себе прижала: «Не бойтесь, это свои!»

Гнали сибиряки немцев через поля до самого Спасского, где уже был тяжелый бой. А когда уже 328-я и 330-я дивизии окончательно выбивали захватчиков, страха перед своими не было. Потом командиры обращались к жителям: товарищи, нам надо наступать, бить врага. Просим, мол, похоронить погибших. И шли дальше – освобождать нашу землю.

Колхозники и шахтеры отдавали последний долг павшим красноармейцам. Но никакого почтения к погибшим немцам не испытывали. Во всяком случае, сельчане из Ширино просто сбросили их тела в выгребную яму: настолько плохую память о себе те оставили, пока были живы.

А 11 декабря 1941 года начались бои за Донской: Красная армия наступала, гнала врага от самого Михайлова – города, дальше которого немцы так и не прошли.

Елена Спесивцева

Фото с сайта «Сталиногорск 1941»