«Донская газета» продолжает публиковать цикл статей, посвященных освобождению нашего города от немецко-фашистских захватчиков.

В нашем городе ежегодно 13 декабря или в канун этой даты проводятся памятные мероприятия. Жители Донского возлагают цветы к мемориалам на братских могилах, чтя подвиг красноармейцев, отдавших жизни за право потомков свободно жить на своей земле.

Дончане, ставшие свидетелями боев за освобождение родного города, оставили записи, которые тем ценнее, что сохранили свежую память об этом событии. А во многих семьях Донского рассказы очевидцев передаются из поколения в поколение, сохраняясь у внуков и правнуков.

Дни, которых не забыть

Бои за Донской начались 9 декабря 1941 года.

Наступление шло со стороны Михайлова, где части Красной армии в ходе контрнаступления опрокинули и обратили в бегство уже уверившихся в своем успехе немцев. И первым – если принимать во внимание современные границы нашего города – на пути обеих армий стал поселок 13-й километр, ныне микрорайон Северо-Задонск. Здесь пролегал боевой путь 330-й стрелковой дивизии.

Сотник донского казачьего войска станицы Ширинской, дончанин Дмитрий Ивин показал довольно толстую книгу, в которой описана история этой части.

– Вечером 7 декабря 328-я стрелковая Ярославская дивизия прибыла в Михайлов, и уже оттуда совместно с бойцами из 330-й Тульской они развивали наступление в сторону Донского, – рассказал он. – Туляки продвигались по родным местам, нередко солдатам приходилось освобождать свои деревни. 330-я дивизия шла через 13-й километр, Кожинку, частично через Бобрик-Гору, затем на Сталиногорск, тогда как 328-я должна была далее выбивать немцев из Донского.

В книге, составленной благодаря работе энтузиастов и изыскателей Александра и Владимира Лепехиных, Александра Яковлева, есть такой эпизод, посвященный лейтенанту Гребневу.
«Это было под Бобрик-Горой. 1 рота 1-го сб, находившаяся на левом фланге стремительным броском первая ворвалась в поселок. Впереди роты, расстреливая из пистолета убегавших фашистов, бежал командир роты лейтенант Гребнев. Фрицы отходили в сторону кладбища.

Бойцы бросились очищать поселок, а Гребнев с одним бойцом и с ручным пулеметом остался защищать его левый край. Немцам жалко было упущенного рубежа.

Через минуту группа фрицев-автоматчиков человек в 40 с района кладбища шла в контратаку, Сорок автоматов открыли шквальный огонь. Пулеметчик был убит. Наш пулемет молчал.
Расстояние быстро сокращалось: 300… 200... 150.

– Рота, по фашистам огонь! – громко крикнул Гребнев, когда фашисты были в ста метрах от него, Диск был выпущен беспрерывной очередью. Не выдержали. Повернули. Второй диск был выпущен им в след, двадцать два из сорока лежали, сраженные пулями Гребнева. На шум прибежали бойцы и командиры, но все было уже кончено.

– Отшил, – сказал, утомленно поднимаясь, Гребнев, – отшил и пришил.

На нем лохмотьями висела плащ-палатка, изорванная фашистскими пулями.

– Правильно, товарищ Гребнев, – сказал подбежавший комбат Бойченко, – хорошо шьете.

Так было под Бобрик-Горой, так было и под Кураковым…»

В дневнике дончанина Юры Хмелева, ныне хранящемся в музее «Бобрики», в первой половине декабря 1941 года несколько записей.

Вот первая из них, сделанная предположительно 10 декабря:

«…В здании музея, в грязи и чаду папиросного дыма дежурят два телефониста… Наша мама начинает волноваться. Бежим домой, готовятся узлы, утрамбовываются необходимые вещи… Тащу в убежище обувь, пальто, подушки…

Прошло время обеда. На плитке варится только наш обед, немцы и не думают о еде – у них горячая пора. Мы сидим в подвале. Отец – наверху, у входа. Трое рабочих из нижних бараков медленно плетутся к тресту, их вызывают в штаб. От них отец узнал, что к Дону подходят красноармейцы и что немец угоняет население из поселка. Приходится волей-неволей залезть глубже под музей».

Когда за город идет сражение, мирным жителям остается только одно – прятаться. Тем более, что оккупанты старались правдами и неправдами угнать в Германию побольше «остарбайтеров» – дармовой рабочей силы. Жители Бобрик-Горы использовали в качестве укрытий не только собственные погреба, но и подвальные помещения музея и даже графской усыпальницы.

Запись от 11 декабря 1941 года:

«Всю ночь кругом шли бои, выли снаряды. А в это время в Дубовом шла напряженная схватка. Цепи красноармейцев скатывались вниз, к Дону. Пулеметные очереди заставляли их приникать к земле, залегать в снег. Атака проводилась по всему бугру, лежащему по ту сторону реки. Цепи шли. Надрывались автоматы и пулеметы. Сидя в избах, немцы не жалели снарядов. Они чувствовали, что все на их стороне. Ветер из пуль сдувал цепи бойцов. Первая атака захлебнулась. Войска отошли назад. Враг торжествовал. Снег обагрился кровью бойцов, оставшихся лежать на земле… Минометы лаем обрушились на лес и окружающие селения. В воздух взлетала земля и, задержавшись на мгновение, тяжело падала вниз».

На Бобрик-Горе немцы успели создать линию укреплений, и потому первые атаки красноармейцев захлебнулись. Но захватчики рано радовались.

Запись от 12 декабря 1941 года:

«В сквере группы немцев, окружив офицера, оживленно переговариваются, указывая пальцем на Дубовое и Задонье. Да, оттуда шло то, чего мы так ждали».

Совершив обходный маневр, красноармейцы зашли со стороны поселка Дубового. Сообразив, что Дон форсирован и укреп район на Бобрик-Горе может превратиться в знатный «котел», немцы отступили.

Однако на следующий день, 13 декабря 1941 года, их полностью выбили из пределов Донского.

Днем ранее, 12 декабря, 330-я стрелковая дивизия, выбив врага из поселка 13-й километр, освободила деревню Кожинку и развивала наступление на Сталиногорск через поселок Новоугольный.

Письмо сыну

Дончанка Мария Чухрова, жительница деревни Моисеевки, проводила на фронт двух сыновей – Леонида и Владимира. Старший, Леонид, не дожил до Победы: погиб 11 июля 1944 года в Калининской области. Владимир вернулся домой.

Много лет спустя младший сын Марии – Николай – передал в музей «Бобрики» бесценные свидетельства того времени – переписку матери и старших братьев. Сохранились строчки, где дончанка, пережившая оккупацию, описывает сыну события в городе, относящиеся к дням сражения за Донской.

«А 12-13 [декабря] мы сидели в окопе, а ночью в подполе, а кругом везде пожары, бой и выстрелы, через нас летели снаряды, нельзя было выйти. Ночью бой затих, выходим утром, сами себе не верим, ни одного немца, тихо, и наших частей нет, и когда сказали красные в Лешках, у всех на лицах был неописуемый восторг, и так мы были освобождены от кровожадного фашиста.

А 14 (декабря) на шесть часов вечера, было назначено повешение нескольких семей нашего района, но слава и честь нашей Красной Армии не допустила кровопролития. Но час расплаты настанет гаду фашисту и если тебе, мой сын, придется сражаться, отомсти за все наши страдания…»

Иными словами, наступление Красной армии, вполне возможно, спасло не одну сотню жизней дончан и жителей района. А вместе с оккупантами сбежал и их добровольный помощник, некто Романовский, которого они прежде назначили директором школы.

Эпилог

Свобода не далась дончанам легко. Более 3600 наших земляков сложили головы во время оккупации и на фронтах Великой Отечественной войны. Их имена увековечены на гранитных плитах мемориала в Сквере Победы.

Более 900 бойцов Советской армии спят вечным сном в братских могилах Донского, а память о них, которую чтят горожане, горит пламенем Вечного огня. Менее 3 недель наш город находился в оккупации, но дончане не забывают тех, кто избавил их от захватчиков.

Без прошлого нет будущего, и много кто отдал бы все, чтобы мы не помнили о цене Победы и предали своих дедов и прадедов. Потому наша задача – не забывать и передавать дальше, следующим поколениям, эту память, над которой бессильно даже всемогущее время.

Елена Спесивцева